Растительные волокна застревали меж подернутых желтизной зубов, своей недосягаемостью дразня беспомощный язык, блуждающий по полости рта. Червь несколько раз негодующе сплюнул и завороженно посмотрел на капельки крови, смешанные со слюной. Болезненные десна опять кровоточили, а это значит, что придется разыскать клюквы, которую в целости и сохранности донести до лагеря очень сложно. Червь, чья пасть сейчас набита крапивой, не рискнет идти прямиком к болотам, что говорило о совершении еще одного небольшого путешествия. Возможно, прихватив с собой кого-то из молодняка. Возможно, без последующего возвращения оного. Червь мотнул головой, к коей все чаще стал звучать располагающий к себе своим добродушным тоном голос, однако шепчущий совершенно абсурдные и мерзопакостные вещи. Сколь не были манящими его предложения, Червь отнекивался, старался выбить их из сознания и занять опустевшее место чем-нибудь другим. Несообразными выражениями, пришедшими из прошлого, колыбельными материнского авторства, пусть даже отрывками, и даже псевдовоспоминаниями, выдуманными на замену эпизода с убийством матери для сохранения здравого рассудка. Чем угодно.
Червь сосредоточился на собирании равнодушной крапивы, которую совершенно не заботил факт ее уничтожения. Она не стремилась «укусить» нежный кошачий язык и выглядела в общем неказисто и чахло, но лучшей во всей округе нет. Целитель неаккуратно сорвал последние стебельки, уже достаточно подросшие, чтобы стать средством от опухоли ран, и было собрался возвращаться в лагерь, как до его ушей донесся треск веток, обычно раздающийся в случае, когда сквозь них пробирается кто-то массивный. На ум пришел образ лисицы или даже волка, сердце затрепетало аки взбесившаяся канарейка в ржавой клетке. Червь обездвижен накатившим страхом, Червь — идеальная мишень, поскольку даже не способен отразить удар. Из открытой пасти выпали крапивные побеги, перепачканные кровавой слюной, коя сейчас каталась на языке целителя — он боялся сглотнуть. Глаза остекленели и незряче уставились вглубь леса, Червь не моргал. Он вообще боялся произвести какое-либо движение.

Какая ирония: вчера ты был самодостаточным и относительно уважаемым гением врачебного мира, а сегодня — потенциальная жертва. Не просто бедолага, бьющийся в оковах страха, ставшего уже таким родным и обыденным, но все равно до тошноты отвратительным и навязчивым, а вполне себе жертва, рискующая получить физические травмы. Причем, обличье охотника было чуть менее, чем реальным. Скудное воображение среднестатистического лесного обывателя не могло и представить, что оккультные детища могут источать такую ненависть, но на горе Червя, обладающего чересчур живой фантазией, способной воплотить в псевдореальность кошмар, он чувствовал волны всепожирающей и беспочвенной ярости. Целитель абсолютно нормален, целитель способен здраво мыслить, и целитель не верил, что сзади него притаилось оно. Оно идентифицировалось в голове, как плод воспаленного воображения, одна из многих галлюцинаций, вполне имеющий право посетить мир абсолютно нормального кота. Оно, по мнению Червя, способно мыслить, пусть и не здраво, оно имеет вполне осязаемую телесную форму, не менее реальную, чем его форма, и оно либо голодно, либо страдает каким-то душевным расстройством, поскольку не может у существа, умеющего трезво смотреть на мир, возникнуть необъяснимое желание убивать. Оно обязательно должно подкрепляться неопровержимыми аргументами, например, «за то, что ты убил мою тетю» или «ты много докучал мне, и я решил, что пора вывести назойливую блоху» и произойти быстро и совершенно безболезненно. Червь склонен полагать, что убийства происходят именно так. Возможно, от того, что никогда, повторяю, никогда никого не убивал.
Оно двинулось. Зашло за спину. Кот не был уверен, что оно прошло очень много, поскольку не знал ничего о его прежнем месторасположении. Он вообще ничего не знал о духах, хотя бы оттого, что не верил в них. И единственное, что могло его напугать, является либо галлюцинацией, либо шаловливым оруженосцем. Малые дети склонны к жестокости.
— Да ладно, Вы всерьез полагаете, будто убьете меня? — не поворачиваясь проговорил целитель, — не обессудьте, мистер. Вы сорвали мне чудный сбор трав, и я вынужден сказать Вам, что Вы — полнейший грубиян, совершенно не умеющий признаваться миледи в любви.
Дело в том, что Червь — болтун и настоящий моралфаг. И он не останется равнодушным, если кто-то из ходящих по земле столь бесцеремонно прерывает его на любимом занятии. Чувство страха исчерпало себя и более не донимало разум, сейчас заполненный негодующими фразами в адрес обидчика.
— Знаете, я не разрешала проводить какие-либо манипуляции со мной! Это просто... возмутительно! — он повернулся лицом к своему потенциальному кавалеру, даже не попытавшись при этом понять, что пред ним самка, — я ни за что бы не согласился на Ваше предложение о вечной любви.
Целитель демонстративно поджал губы и закрыл глаза. Ведь перед ним могла быть лиса. Он не хотел видеть ее острых клыков.

Отредактировано Зеленые Обрубки (2014-06-27 17:10:26)